Светлана Васильева
"Омская правда"
О новом спектакле и других своих творческих работах балетмейстер рассказал в интервью обозревателю «ОП».
Оживут Пан и Царевна Лебедь
– Гали Мягазович, вы поставили в Омске несколько спектаклей, которые стали хитами: «Золотой теленок» в Музыкальном театре, «Ханума» в Театре драмы. Вы довольны результатами работы для омских зрителей?
– Я еще поставил в Музыкальном театре спектакли «Буфф» и «Светлая грусть». Каждый спектакль должен быть хитом. Первое условие этого: должно быть интересно актерам во время репетиций. Если актеры довольны – довольна и публика, потому что актеры – лакмусовая бумажка ожиданий зрителей.
– Как родилась идея балета «Врубель»?
– Идею постановки к 300-летнему юбилею Омска предложил директор театра Борис Львович Ротберг. Он спросил меня: возможно это или нет? Вопрос сразил наповал, потому что идея роскошная. Где же это ставить, как не в Омске, где художник родился и где на слуху у каждого словосочетание «Музей имени Врубеля»?
– Вам дорог этот художник?
– Я из Петербурга, Врубель еще в юности, в Русском музее, произвел на меня сильное впечатление. Фантастическая живопись! Он был для современников неожиданным и революционным художником. Он сделал шаг вперед, над всеми – в будущее. Я прочел книгу Людмилы Барсовой «Врубель. No comment». Это подборка переписки художника с Римским-Корсаковым, Ге, Бенуа и другими выдающимися современниками. У всех на слуху имена Врубель и Забела. Жена живописца была потрясающей певицей, высоко ценимой музыкантами. При этом о ней писали, что Надежда Забела – сама скромность, находившая моральное удовлетворение только в одном – служении идеалу. Всю жизнь Врубель и Забела прошли, держась рука за руку, пережили трагедию – смерть ребенка. Во всех женских образах Врубеля мы находим черты жены.
– Значит, спектакль о любви?
– Конечно. В жизни Михаила Врубеля все было очень непросто. И я не делал биографию, а хотел проследить творческий процесс рождения гениальных образов. На сцене Надежда Забела, превращающаяся в Лебедь, в Волхову, в Сирень. Хотелось создать впечатление оживающих картин Врубеля. В спектакле занята вся балетная труппа театра.
– Кто ваши соавторы в работе над спектаклем – композитор, сценограф?
– Я долго думал над выбором музыки. Гениально сказал Бенуа: «Вся жизнь Врубеля, все его творчество – это дивная патетическая симфония». Симфония – значит, симфония, и в первом акте звучит Первая симфония Римского-Корсакова, любимой исполнительницей которого была Забела. А для темы Демона, Ангела, Тамары идеально подошла Третья симфония Скрябина – другого современника Врубеля. Художник спектакля – сценограф, с которым я много работаю, – Кирилл Пискунов. У него была нелегкая задача сделать узнаваемыми персонажей картин Врубеля.
– По экспрессии творчество Михаила Врубеля близко к миру танца?
– Безусловно. Чего только его мазок стоит! И оно наполнено красотой и гармонией.
– Труппа оправдала ваши ожидания?
– Я очень доволен, все работают честно и вдохновенно. И Андрей Матвиенко, исполняющий заглавную партию, и Анна Маркова. и Нина Маляренко, танцующие Забелу и Царевну Лебедь, и Сергей Флягин в роли Пана, и все другие участники спектакля. Незабываемый образ в «Анюте»
– Гали Мягазович, а что привело вас на сцену, человека не из балетной среды?
– Абсолютный случай. Мы с братом отдыхали в пионерском лагере. И директор Вагановского хореографического училища Валентин Иванович Шелков, опоздав с дачи на электричку, решил посмотреть балетные данные детей. Покрутил нас, повертел, заставил попрыгать. Мы, вернувшись домой, об этом уже и забыли. Вдруг приходит письмо родителям, я его до сих пор храню: «Приводите своих сыновей». Мы были уверены, что нас позвали в необычайно популярный тогда балет на льду. Пришли на улицу Зодчего Росси, меня приняли, а брата-близнеца не взяли, нашли, что у него, родившегося на 45 минут раньше меня, кость шире. Он впоследствии стал строителем. И родители мои никакого отношения к искусству не имели: папа – чертежник-конструктор, мама – швея.
– Когда заканчивали училище, готовились стать исполнителем характерных партий?
– Конечно. Я понимал, что по физическим данным Зигфрида в «Лебедином озере» мне не танцевать, и стал искать свой путь: увлекся хореодрамой, актерским мастерством. Первые шесть лет после училища я отработал в Оперной студии консерватории. В обязанности входило и быть иллюстратором студентов балетмейстерского отделения. Сколько я разных номеров станцевал! Это была очень хорошая школа.
– Самая известная и блистательная партия – Модеста Алексеевича в балете «Анюта» на музыку Валерия Гаврилина. Как вы получили эту роль?
– Когда создавался телефильм, вопрос о том, кому танцевать эту партию, не стоял. Я уже станцевал с Екатериной Максимовой в фильме «Старое танго», и она, и Владимир Васильев видели в роли Модеста Алексеевича только меня.
– И не смущало, что старый муж героини в жизни на одиннадцать лет ее младше?
– Балет – достаточно условное искусство, а я еще, уйдя в армию в 26 лет, там лишился шевелюры. Так что грима потребовалось чуть-чуть.
– А почему премьера балета состоялась в Италии?
– После телефильма Васильев хотел поставить спектакль в Большом театре, но дело все время откладывалось. Но у него много друзей, предложили в Италии. Почему нет? А потом уже спектакль вышел на сцену Большого и многих театров страны. Мощная, значительная работа, которую все и сегодня вспоминают. Все сошлось: талантливая хореография Васильева, неувядаемое мастерство и обаяние Максимовой.
– В памяти зрителей и ваш острохарактерный образ, и гротескный танец. А как вы стали балетмейстером?
– Екатерина Максимова и Владимир Васильев впервые набирали курс в ГИТИСе и позвали меня. Курс таких мастеров – это было нечто особенное. Мы ставили не отдельные номера, а мини-балеты, сюжетные композиции, и сами их исполняли. На наши экзамены было не попасть – столько людей желали посмотреть.
– Почему вы рано попрощались со сценой?
– Почему рано? В 40 лет. Вовремя надо уходить. Я решил закончить танцевать, а дальше – как судьба сложится. Но к тому времени была масса предложений на постановки в театры, на киностудию «Ленфильм». Ставил и за границей – в «Ла Скала», «Арена ди Верона».
– Ставили и в оперных театрах, и в кукольных. Куклы танцевали?
– По-разному: и люди, и куклы. В Большом театре кукол в Петербурге даже поставил балет «Летний сад» – от Петра I до наших дней. А в театре «Сказка» – «Петрушку» Стравинского. У Фокина люди танцевали кукол, а у меня – куклы людей. И были метаморфозы, которые я очень люблю. Будут они и в балете «Врубель».
Роман с кино
– Вы снялись в 43 фильмах – в танцевальных и драматических, больших и маленьких ролях…
– Было очень много костюмных фильмов. Даже специализация такая пошла – балы. Гигантскую картину делал с Сокуровым «Русский ковчег», где съемки шли в Эрмитаже одним кадром. Ставил балы в «Бедной Насте», Сергей Жигунов позвал за тем же в «Три мушкетера». С Владимиром Бортко работал в фильме «Петр Первый». А когда Наталья Бондарчук снимала картину «Пушкин», я поставил балы, и она попросила сняться в роли Нессельроде. Потом запустился фильм «Грибоедов», нужен был артист на роль Нессельроде. Зачем искать, если уже есть, снова предложили. Прихожу ставить балы, а кончается все еще и ролью.
– Великосветские балы – это что-то совершенно забытое. Вы сегодня главный специалист по балам?
– Не буду скромничать, наверное, это так. Вот сейчас идут съемки «Екатерины Великой». Я там поработал, но процесс стал затягиваться, а мне нужно в Омск, и уехал ради балета «Врубель».
– Трудно бывает работать с драматическими актерами, далекими от хореографии?
– Я же показываю им рисунок танца, который они могут исполнить. На съемках «Сказки про Федота-стрельца» записали в моем исполнении пластику всех ролей. На пробах меня не было, режиссер показывал актеру запись и говорил: «Сделай, как Гали».
– И Жерара Депардье удалось научить танцевать?
– Меня позвали помочь ему в работе над ролью Распутина. Он, крупный, мощный, сидел в кресле, смотрел за тем, что я ему показываю, и повторял: «Гали, ты такой крошечный». Потом старательно все пытался повторить. Ну, конечно, для него я ставил квазитанцы. И фильм, как и все иностранные про русскую жизнь, скажем правду, – развесистая клюква.
– Экстравагантный образ в телерекламе – это продолжение романа с кино?
– Вы имеете в виду ролик, где я танцую чечетку? Друзья позвонили, спросили: «Можешь»? Отчего не помочь?
http://omskregion.info/%D0%9E%D0%BC%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BF%D1%80...